Виктор Антонович Садовничий – профессор, действительный член Российской Академии Наук, ректор Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова с 1992 года, президент Российского союза ректоров, президент Евразийской ассоциации университетов, член Президиума РАН.
Лауреат Государственной премии СССР (1989). Автор свыше 130 работ в области абстрактной и прикладной математики и информатики, включая 25 монографий и учебных пособий. Подготовил 35 кандидатов и несколько докторов наук. Им получен ряд фундаментальных результатов в области функционального анализа; созданы системы алгоритмического и программного обеспечения тренажеров, осуществляющих динамическую имитацию управляемого аэрокосмического полета; разработан ряд методов обработки космической информации.
– Виктор Антонович, каким был Ваш путь в Московский университет?
– О Московском университете я узнал в седьмом классе, когда в нашу сельскую школу попала информация об окончании строительства нового здания МГУ. Я очень хотел учиться после школы, но сделать это в те годы было непросто. Паспортов у колхозников не было – а без документов не устроишься. Поэтому я уехал на Донбасс, где меня взяли работать забойщиком на шахту. Там я проработал два года. О поступлении в Московский университет я и не мечтал: сама мысль о храме науки вызывала у меня трепет. Однако начальник участка, где я работал, уговорил меня попробовать свои силы и поступить на мехмат МГУ. С тех пор на протяжении уже почти сорока лет моя жизнь связана с Университетом.
– Легко ли давалась учеба?
– Поступил я на мехмат без проблем, хотя учиться было сложно... Первый семестр, уверен был, не выдержу. Даже планировал "отступление". Потом как-то втянулся и дело пошло. Учился все годы на "отлично" и диплом получил с отличием. Но работать приходилось много. В читалке с ребятами сидели обычно до закрытия, то есть до 10 часов вечера, потом шли в аудиторию и там еще до часа ночи, потом с трудом добирались до общежития – едва успевали перехватить несколько часов сна. Это создало определенный заряд, дальше уже все было легко: аспирантура, докторская – все благодаря привычке работать, приобретенной в студенчестве.
– А Ваша супруга, дети тоже занимаются математикой?
– Представьте себе, да. Со своей женой, Адой Петровной, мы учились в одной группе. Как увидели мы друг друга в первый день занятий, так и остались вместе навсегда. Сын Юрий уже защитил кандидатскую диссертацию на мехмате. Дочь Аня в прошлом году закончила мехмат, сейчас учится в аспирантуре. Дочь Инна – студентка 5 курса. Многие годы мы с женой обитали в общежитии. Мы и сейчас живем в Университете, в жилом корпусе – там, где квартиры для профессоров.
– Виктор Антонович, сейчас мы наблюдаем процесс повального переименования институтов в "университеты" и "академии". Как Вы относитесь к этой всеобщей "университизации"?
– К сожалению, реально лишь немногие вузы способны перейти на новую – университетскую – ступень развития. "Университетом" нельзя стать вдруг, внезапно – для этого нужна история, традиции, наконец, прочная научная база. И потом проблема не только в стихийном переименовании вузов, но и в том, что, когда на базе частного сектора стремительно плодятся разные "московские" и прочие "университеты", этот процесс выходит из-под контроля государства. Сегодня во множестве создаются, в прямом смысле, "липовые" университеты и всякого рода академии, выдающие своим выпускникам такие документы об образовании, аналога которым, как они утверждают, по высоте уровня в мире вообще нет. Однако рано или поздно, но такое потворство коррумпированного образовательного чиновничества, раздающего направо и налево лицензии, обернется мощным социальным протестом, сходным с жалобами обманутых вкладчиков.
– Выдерживает ли Московский Государственный Университет конкуренцию в нынешней ситуации?
– По результатам зарубежных рейтингов, Московский университет и сегодня считается одним из лучших в мире по уровню подготовки. Нобелевский лауреат Янг говорил мне, что в Америке все университетские преподаватели математики – из МГУ, а все студенты – китайцы. Все математики там наши. Несмотря на то что в определенных коридорах и закоулках федеральной власти зреют намерения нас "вбить под шляпку", для всей России остается очевидным факт, что Московский университет занимал и продолжает занимать особое место в интеллектуальной жизни страны. Возможно, кому-то это не нравится... Поймите меня правильно: Московского университета не было бы без России, но и Россия без Московского университета – уже не Россия.
– Виктор Антонович, в каком положении, на Ваш взгляд, находится сейчас образование в России?
– В системе отечественного образования назревает катастрофа. Образно говоря, мы сейчас движемся к некой модели феодализма. Именно феодальная экономика характеризовалась невостребованностью науки и наукоемких технологий. Смотрите: с 1990 по 1995 годы финансирование науки в России сократилось в 12 раз! Теперь давайте вспомним, чем характеризовалось феодальное общественное сознание? Торжеством оккультизма, астрологии, мистификацией сознания, гаданиями, гороскопами и т.д. Ну, а как со всем этим у нас сейчас? На телевидении закрыта программа "Российские университеты", зато сплошь и рядом с экранов вещают волшебники, колдуны, сатанисты, случайно забредшие в студии "инопланетяне". Ну, и ко всему этому добавим катастрофу с учебной литературой.
– В последнее время все чаще говорится о необходимости реформы образования. Но каким способом?
– Здесь категорически неприемлемы те методы "революционного насилия", которые предлагаются в погоне за немедленными результатами ради того, чтобы скорее о них отрапортовать правительству. Ведь еще академик Королев как-то очень мудро заметил: "Если ты сделал быстро, но плохо, – все забудут, что делал быстро, но запомнят, что плохо..." Опасность для страны проистекает из заведомо неверной установки, согласно которой образование станет-де богаче, когда богаче станет государство, когда окрепнет экономика. Нам все время объясняют, что наука должна стать в России коммерчески рентабельной, тогда-де и ученый, и профессор будут зарабатывать достаточно.
– Что же в этом плохого?
– Понимаете, еще в начале века профессор Московского университета Сперанский писал: "А, между тем, наука – источник великого прогресса – сама по себе не продуктивна. Она обогащает тех, кто ее применяет, но не истинных своих создателей". Поэтому образование должно иметь абсолютный приоритет в бюджетах всех государств. Известно, что наука способна успешно развиваться при уровне финансирования не ниже 2 % от ВНП (валового национального продукта). Так, по данным на 1996 год, в Израиле эта доля составляет 3,5 %, в Японии – 3,1 %, в США – 2,7 %. А в нынешней России – только 0,3 %.
– Оснований для оптимизма не много...
– Увы! Приведу пример: в программе президента США Клинтона одной из главных задач объявлена всесторонняя поддержка национальной системы образования. У нас, к сожалению, уже первые комментарии к проекту Федерального бюджета на 1998 год говорят как раз об обратном...
– Какие еще угрозы несет в себе планируемая ныне реформа?
– Проблем очень много. Особенно настораживают попытки расчленить цельную систему отечественного образования на разрозненные области. Нет сомнений, что это приведет к необратимым последствиям. Любому культурному человеку ясно, что сейчас, как никогда, нужно всеми силами спасать отечественное образование. А оно гибнет. Ведь что мы наблюдаем? Идеал профессора ныне нам преподносят в облике "профессора-предпринимателя", а идеал студента – в облике эдакого "поденщика". И неудивительно, поскольку установленные сейчас государством размеры зарплаты профессора, стипендии аспиранта и студента не обеспечивают даже минимума для нормального существования. Вот студент и не ходит на лекции – но не из-за политических разногласий с профессором. Он просто не имеет времени учиться, поскольку для него теперь главное не учеба, а поиск средств к физическому существованию.
– Откуда, кстати, Университет берет средства на существование?
– Деньги на стипендии и зарплаты приходят из госбюджета. А науку приходится поддерживать на гранты, выигранные нашими учеными. Также существует "сверхплановый" прием студентов на некоторые факультеты за плату. И по-прежнему основная статья дохода Университета – плата за обучение иностранных граждан. Кроме того, МГУ развивает крупные совместные инвестиционные проекты с зарубежными и отечественными партнерами.
– Насколько сильно влияет сегодня иностранный капитал на образование в России? Ведь это может служить мощным идеологическим и политическим инструментом...
– Здесь можно говорить о двух тенденциях. Первая – это гранты, которые получает профессура. В принципе, это нормальный процесс – профессура из других стран тоже старается выиграть международные гранты. Правда, они не так уж велики, чтобы помочь существованию наших ученых. Скорее даже наши отечественные гранты – в частности, Российского фонда фундаментальных исследований – оказывают более существенную роль. Хотя, конечно, международные гранты – это некий инструментарий.
Второе – это влияние с помощью вложений. Оно очень мало: я не знаю зарубежных стран, которые делали бы большие вложения в российскую высшую школу. Скорее всего, речь идет о нормальном желании иностранных государств распространить свой опыт.
